Военкоры в память о погибшей в Белгородской области журналистке Анне Прокофьевой и погибших в ЛНР журналистов призвали высказывать уважение корреспондентам, работающим на передовой, при жизни, и не оскорблять память о них после гибели призывами не пускать военкоров на линию фронта.
Как сообщала «Русская Весна», в Белгородской области 26 марта погибла военкор Первого канала Анна Прокофьева. Автомобиль съёмочной группы, в котором находилась отважная девушка, подорвался на мине.
Находившийся в той же машине оператор Дмитрий Волков получил тяжёлые ранения.Известный российский военкор «КП.ру» Александр Коц пояснил, как изменилась война не только для бойцов, но и для освещающих её корреспондентов, и как важна их работа:
«Мое мнение по погибшим журналистам.
На Аню я обратил внимание по сюжету из Запорожья. Красивая молодая девушка, которой больше бы подошел модный подиум, в мультикаме и броне общалась с нашими спецназовцами в лесополосе. В соседней посадке вдруг знакомо затрещало — начали детонировать раскрывшиеся суббоеприпасы кассетного снаряда. Такое невозможно снять специально. Или в тылу. Для этого надо добраться на самый передний край. А это сегодня задача не из банальных.
Я стал следить за ее репортажами в Телеграме. И оказалось, что та съемка была не случайной. Просто Ане всегда надо было добраться до самой горячей в информационном и боевом смысле точки. Будь то леса вокруг Работино, или позиции близ Демидовки, где в эти дни противник пытается создать плацдарм в Белгородской области.
Был период, когда девчонкам-репортерам запретили ездить на СВО. Аня перебралась тогда в Белгород, который нещадно крыли из реактивных систем залпового огня. И снова — среди первых. Потом возвращение на фронт: Донбасс, Волчанск, Суджа…
Мы ходили одними фронтовыми дорогами, но познакомиться не довелось. Встретились только на похоронах военкора «Известий» Семена Еремина. У гроба друга она произнесла пронзительную речь…
Всего пару дней назад в Кременной, что на Луганщине, погиб еще один журналист этого издания — Александр Федорчак. Вместе с ним после удара “Хаймарса” ушли оператор телеканала “Звезда” Андрей Панов и водитель съемочной группы Александр Сиркели. Корреспондент Никита Гольдин с тяжелыми ранениями госпитализирован.
Оператор Ани Прокофьевой Дмитрий Волков доставлен в Курскую больницу. Сюда же накануне привезли раненого военкора ТАСС Мишу Скуратова. Сюда же в августе прошлого года доставили попавшего под дроны Женю Поддубного…
Со стороны может показаться, что идет целенаправленная охота на российских репортеров. Но я не сторонник таких теорий. Хотя все мы есть на “Миротворце”, а наши фотографии на игральных картах публиковали еще в 2014-м, раздавая колоды на украинских блокпостах.
Охота идет, но подлая, в тылу, без риска для собственной жизни. Но на реальном поле боя сложно предугадать, что на заложенную дистанционно мину наедет “Буханка” с журналистами. Или что в объективе камеры дрона окажется человек с фотоаппаратом. Просто война изменилась кардинально.
И изменилась она как для военных, так и для тех, кто о них рассказывает. Рассказывает по-настоящему, из тех же передовых окопов, с тех же “дорог смерти”, с того же уровня риска для собственной жизни. Его невозможно исключить в нашей профессии. И минимизировать все сложнее.
Мы стали больше ходить пешком, в сумерках, пользоваться дрон-детекторами, РЭБом и гладкоствольными ружьями.
Но подрывы на артериях логистики — это рутина нынешней войны. Как и дроны на оптоволокне, от которых не спасет подавитель. Сколько их, остовов таких же “Буханок”, лежит вдоль обочин на Соледар, Снагость или Куриловку. По всем этим дорогам ежедневно ездят военные.
И мы — с ними, прекрасно понимая, что это лотерея. Но это — часть профессии, когда ты выбираешь реальный боевой репортаж, а не иллюстрацию боевых действий в тылу. Первый зачастую менее выразителен визуально. Зато более честен по отношению к твоим героям.
Есть популярный пафосный тезис, что ни один репортаж не стоит человеческой жизни. Правда в том, что заранее ты не можешь знать цену еще не снятого репортажа.
Но самое бессмысленное, что можно было бы сделать сейчас, — это запретить военкорам ездить на фронт. Это бы значило, что и гибель наших коллег была бессмысленная. Зачем куда-то ездить, если есть сонм блогеров, пишущих с безопасного дивана.
Но когда схлынет информационная пена, в истории российской фронтовой журналистики останутся те, кто “добывал винтовку в бою”, как Аня Прокофьева. А без профессиональных военных репортеров останутся лишь гигабайты одинаковых и зачастую бессмысленных с точки зрения документального и художественного наследия постов в Телеграме».
Известный донецкий журналист и блогер Игорь Гомольский на публикацию Коца выразил сожаление о том, что так о погибшей Прокофьевой не писали при жизни:
«Знаешь, о чем думаю? Как жаль, что она не прочитала это при жизни. Никто из погибших не прочитал то важное, что потом говорили о них».
Военный репортёр ВГТРК, побывавший во многих горячих точках вооруженных конфликтов, начиная с Чечни в 2002 году, Евгений Поддубный солидарен с коллегами:
«Не нужно обесценивать работу военных корреспондентов в зоне боевых действий.
Репортеры идут рядом с бойцами, потому и погибают и по-другому же быть не может. Можно и нужно минимизировать риски, но всего не охватишь, с Богом не договоришься.
И не оскорбляйте память погибших дешевой аналитикой.
Противник значительно повысил усилия, которые направлены на изоляцию поля боя и „немцы” (боевики, – прим. РВ) в этом сделали значительный рывок вперед, даже за время моего вынужденного „отдыха”.
А без репортеров на войне нельзя, потому что страна должна знать и видеть чем и как живет передний край. Это право родных и близких тех, кто платят жизнью и здоровьем за нашу правду.
А погибших военных корреспондентов, настоящих, а не тех графоманов и блогеров, кого так называют по ошибке, провожайте достойно, как воинов, которые живут вечно».
Читайте также: Как украли практически реализованную мечту жителей Донбасса и Криворожья