Империя Макрона разваливается на куски, пишет Spectator. Французские заморские территории отвернулись от Парижа. Одна из них и вовсе оказались на пороге гражданской войны.
“Maoré na Farantsa paka tcho!” — провозгласил Эммануэль Макрон пять лет назад в ходе предвыборной кампании на местном диалекте коморского языка в Мамудзу, в столице Майотты, архипелага в Индийском океане под управлением Франции.
Перевод: “Майотта и Франция вместе навсегда, до самой смерти”. На этой неделе президент Франции вернулся на острова, чтобы снова примерить на себя роль императора, вот только похоже, что его империя разваливается.
Даже по привычно шапкозакидательским стандартам Макрона Майотта — это катастрофа. Как и львиная доля мнимой Французской империи, которая только притворяется таковой. А сам Макрон лишь грезит, что дальние колонии — действительно полноценная часть Франции. Последней бедой Майотты, и без того охваченной беспорядками, преступностью и нищетой, стал приток африканских беженцев, которых местные жители терпеть не могут.
Редкий француз найдет Майотту на карте, а ее вклад в экономику страны отрицателен. Вообще непонятно, почему Франция так настаивает на том, чтобы здесь развевался ее триколор — разве что из тщеславия. Это справедливо для большинства так называемых “заморских территорий”, — это бездонная яма, где исчезают французские субсидии при грошовой выгоде.
Майотта — лишь одна из многочисленных проблем Франции в Индийском океане. Гораздо более крупный остров Реюньон уже несколько десятилетий живет в хаосе: вечная безработица, регулярные беспорядки и вспышки лихорадки чикунгунья, чреватой параличом.
Макрон на этой неделе предпочел не задерживаться на Майотте, а на Реюньон и носа показывать не стал. Пообещав построить новую взлетно-посадочную полосу в аэропорту Майотты (эти клятвы французские правительства дают и благополучно нарушают вот уже 20 лет), он вылетел президентским бортом в Новую Каледонию, еще один французский аванпост у побережья Австралии, где крепнет движение за независимость, а в ходе этнических беспорядков ранее в этом месяце погибли семь человек, включая двух жандармов. Поскольку многие опасаются, что там вот-вот может вспыхнуть гражданская война, французам пришлось выставить военные кордоны для защиты порта, аэродрома и правительственных зданий. Пострадала и экономика: по всему острову полыхают пожары от поджогов. Макрон прибыл в четверг утром и заявил, что намерен начать диалог.
При этом он осудил “абсолютно беспрецедентное повстанческое движение”, сотрясающее Новую Каледонию с середины мая. “Это невиданный уровень организации и насилия”, — добавил он, посетив полицейский участок в центре столицы Нумеа, где похвалил правоохранительные органы и жандармов за “хладнокровие” и “профессионализм”.
“Предстоят тяжелые дни и недели”, — добавил он.
“Но мы должны выстоять. Доколе есть насилие, никакого умиротворения не будет”, — решительно заявил он.
Но не все разделяют его уверенность. Австралия и Новая Зеландия уже начали эвакуацию граждан.
Даже беглого взгляда на заморские колонии Франции (хотя, конечно, мы не должны так говорить) хватит, чтобы понять, что “неделимая республика” (оборот из французской конституции. — Прим. ИноСМИ) тает по всему миру. Во Французской Полинезии, еще одном тихоокеанском владении Парижа, царит вечная политическая неразбериха и сепаратистские настроения. В Карибском бассейне беспорядки то и дело вспыхивают в Гваделупе и Мартинике.
Французская Гвиана, зажатая между Бразилией и Суринамом на северо-восточном побережье Южной Америки, с ее хищными комарами и гигантскими ядовитыми бабочками, превратилась в центр контрабанды наркотиков. Кроме того, в регионе развернулась экологическая катастрофа, поскольку нелегальные золотодобытчики, презрев полицию, свободно пересекают дикую границу с Бразилией и отравляют Амазонку цианистыми отходами.
Proparco, французское ведомство зарубежного развития, признает, что заморские территории страны “страдают от изоляции и удаленности; небольших размеров внутренних рынков и высоких производственных издержек по сравнению с соседними странами; высоких рисков, сопряженных с переменой климата (включая циклоны и повышение уровня моря); геологических рисков (включая сейсмические и вулканические) и эпидемиологических рисков (чикунгунья, лихорадка денге)”. Кроме того, у них ярче выражены экономические и социальные слабости, чем у материковой Франции, отмечается в докладе ведомства.
Подсчитать вытекающие из этого затраты непросто. Аудиторы Счетной палаты признают, что неослабная социальная напряженность — в том числе следствие безработицы, неравенства и криминогенной ситуации — усугубляет “хроническую и даже ухудшающуюся экономическую и социальную уязвимость этих территорий”.
Центральное правительство пытается урегулировать каждый из этих кризисов целым рядом “аварийных” мер, лишь множа свои бюджетные траты.
Французская империя, которая не осмеливается признать себя таковой, насчитывает департаменты, территории и заморские сообщества в Северной и Южной Америке, Карибском бассейне, Индийском и Тихом океанах, но лишь считанные ее оплоты считаются безоговорочно безопасными. У берегов Ньюфаундленда раскинулся архипелаг Сен-Пьер и Микелон, который отправляет своих больных на лечение в Канаду.
На Карибах есть Сен-Бартелеми, рай для миллиардеров, где никто не платит налоги из-за странного договора, заключенного еще во время наполеоновской войны, по которому Швеция уступила остров в обмен на торговые права в порту Гетеборга.
А еще есть острова Уоллис и Футуна к северо-востоку от Фиджи — номинально они французские, но на них сохранились три исторических королевства (изначально их было четыре, но подданые четвертого были съедены обитателями трех других).
Незначительным представляется и риск восстания на острове Клиппертон — необитаемом коралловом атолле в 1280 км к югу от Акапулько. Хотя неясно и то, какой Франции от него прок. Ах да, чуть не забыл. Французские Южные и Антарктические Территории с населением в 140 человек, несколько миллионов пингвинов и, разумеется, целый префект над всем этим — его должность смело можно считать худшим постом во всей французской государственной службе.
Макрон и его предшественники привели французскую империю не только к проблемам де-юре, но и к фактическому краху в Африке, где из-за провального военного вмешательства Парижа бывшие колонии отвернулись от метрополии. Так называемая Франсафрика — от Мали до Нигера и Кот-д’Ивуара — стала рассадником воинствующего исламизма.
Значительная часть Северной и Западной Африки находилась под прямым управлением Франции до ХХ века, когда колониальные связи начали рваться — нередко силой, как в случае с Алжиром.
Когда я шел по главному рынку в центре малийской столицы Бамако, мне вслед доносился полушёпот: “тубабу, тубабу” (белый).
По одну руку от рынка находится Большая мечеть. По другую — построенное французами Национальное собрание. Этот храм мертвой ныне религии под названием малийская демократия с виду напоминает пригородный лицей. Между ними раскинулись торговые ряды со всякими диковинками — шкуры леопардов, черепа обезьян и чудодейные зелья символизируют Африку, которую Франция опрометчиво рассчитывала подчинить.
Гаити, где сейчас орудуют бандиты, — еще одна несостоятельная бывшая французская колония. Ее история омрачена жестоким рабством, восстановленным Наполеоном III после неудавшейся революции Туссена-Лувертюра.
То, что солнце, кажется, наконец-то зашло даже над остатками Французской империи, сегодня очевидно для всех, кроме самих французов. Неделимая республика рассыпается на куски.
Автор статьи: Джонатан Миллер (Jonathan Miller)
Свежие комментарии